Язык. Культура. Психотерапия. Избранные публикации и выступления Александр Бондаренко

В книге собраны публикации и выступления автора за последние 40 лет, посвященные проблематике взаимодействия психологических и социокультурных детерминант личностного и общественного сознания. Приводятся экспериментальные данные, относящиеся к исследованию психологической помощи, разработанные автором психодиагностические методики, анализируется проблема предмета и современное состояние психологической науки.

Особое место уделено соотношению универсального и локального в феноменологии современной психотерапии. На основе большого фактического и исследовательского материала восстановлена русская традиция психологической помощи, восходящая к ценностным смыслам православного христианства и русской классической философии.

Книга предназначена для практикующих психологов, студентов психологических специальностей, а также широкого круга специалистов смежных профессий.

При том обилии книг, которые издаются в наши дни, - от массового детективного чтива до запрещенных ранее филосо­фов, - рассчитывать на то, что выпущенное небольшим тира­жом научное издание, предназначенное не только для коллег, быстро найдет своего читателя, было бы наивно. Тем более, что и содержание, и форма книги узкого целеуказания на аудито­рию не имеет. Это не монография, не учебное пособие, не пу­блицистика и, тем более, не мемуары. В книге собраны некото­рые теоретические и прикладные статьи, экспериментальные разработки, выступления на научных конференциях и просто размышления автора — от самой первой статьи, подготовлен­ной в 1972 году, до публикации, датированной 2012 годом.

Сорок лет - достаточно большой срок для того, чтобы можно было подвести некоторые итоги профессиональной деятельности в том ее виде, как она отражена в хронологии, идеях и результатах опубликованных работ и выводов из них. Достаточно заметить, что первую мою рукопись я, по рекомендации редакции журнала, отнес машинистке, кото­рая, как выяснилось, за сорок лет до этого печатала стихи Б. Л. Пастернаку, гостившему летом 1932 года в Киеве. Тогда мне, двадцатиоднолетнему, казалось, что это было в какие-то доисторические времена. Сейчас я понимаю, что с 1932 года по 1972 прошло столько же времени, сколько с 1972 по 2012. Эпохи разные, да жизнь одна. Слова Б. Л. Пастернака, вычи­танные годами позже в отделе рукописей киевской библиоте­ки Академии наук, начертанные черной тушью на желтова­тых листках самодельной тетрадки, «Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести - и больше ничего», оста­лись во мне навсегда.

В декабре 1969 года на конференции по теории перевода, проходившей в Московском князе имени Мориса Тереза, я по­знакомился с Алексеем Алексеевичем Леонтьевым, который потом дважды выступал в качестве оппонента на защите моих диссертаций — в 1978 и 1993 годах. В 1975 году меня принял к себе в аспирантуру известный на Украине специалист по пси­хологии речи профессор Иван Емельянович Синица. Но про­водником, открывшим для меня мир современного научного познания, был, безусловно, бесконечно дорогой для меня че­ловек и непревзойденный лингвист Константин Николаевич Тищенко, встречей с которым меня наградила судьба, когда я учился в Киевском государственном университете. Собственно, первая статья, посвященная языковой норме и языковым разновидностям - непосредственный итог тех драгоценных минут и часов общения, которыми этот выдающийся ученый с мировой известностью одаривал своих студентов, прививая нам культуру научного мышления и стремление к познанию сущности явлений, а не приверженности той или иной, как он выражался, «кочке» зрения.

И вот возникает естественный при подведении итогов вопрос, смысл которого в том, есть ли что предъявить если и не в качестве результатов, то, по крайней мере, в качест­ве оправдания всех тех усилий, которые были затрачены на тебя - родными, учителями, любящими тебя и не очень людь­ми, да и самим тобой. Общеизвестно, что знания устаревают, и быстро. То, что представлялось таким новым и актуальным десять или даже пять лет назад, сегодня может выглядеть как привычное, само собой разумеющееся. Крайняя позиция здесь - технологии, на которых основаны гаджеты, транс­формирующиеся чуть ли не раз в квартал и так же быстро устаревающие. В то же время существует и такой тип зна­ния, открыв которое люди вновь и вновь должны его воспро­изводить, иначе оно будет утрачено, и человечество обеднеет безвозвратно. Яркий пример - утраченный навсегда секрет изготовления дамасской стали. Этот тип знания - знание, утверждающее определенное качество, уровень культуры. Культуроемкое знание, если можно так выразиться. Области гуманитарных и социальных наук, к которым я имею отно­шение, порождают именно знание этого типа. Знание, прене­брегая которым мы утрачиваем свое культурное и ценностно­смысловое своеобразие, самостояние в качестве отдельного цивилизационного историко-культурного организма. Стоит ли говорить о том, что именно культуроемкое знание, сос­тавляющее не просто форму, но фундамент определенного социально-цивилизационного организма, нуждается в осо­бом, бережном и даже охранительном к себе отношении! Ведь именно этот тип знания, формирующий несущие смысловые конструкции этноса и личности, является первоочередной мишенью специфических экспансивных и агрессивных куль­тур, пытающихся поглотить другие этносы и личности с тем, чтобы паразитировать на их ресурсах.

Семьсот лет, прошедших от Ледового побоища до Ста­линградской битвы, неопровержимо доказывают: сущность агресивного экспансионизма, какими бы идеологическими, религиозными или масскультурными оболочками ни прик­рывалась, остается неизменной. Мировые цивилизационно­культурные войны двадцатого столетия, в которых внешние силы, находя и оплачивая ретивых исполнителей как вовне, так и внутри страны, трижды пытались уничтожить русскую культуру, не являются ли очевидным доказательством того, что на смену высочайшей христианской культуре Востока приходит фарисейское варварство, отличающееся от племен­ного дохристианского лишь технически более сложным воо­ружением да степенью массовости жестокости, немыслимой в те времена, когда население всей планеты не превышало 200- 300 млн человек. Кроме того, думаю, сегодня любой старше­классник понимает, чем бунт отличается от революции: если первый стихиен и бестолков, то вторая - четко организована (заказана) и технологична. Только ленивый не знаком сегод­ня с книгой Дж. Шарпа, где описаны 198 методов подрыва го­сударственной власти или с книгой К. Малапарте «Техника государственного переворота». Но главное в том, что рево­люции, как и войны, прекрасно финансируются. Чем более «великая», тем, значит, более затратная. Понять или узнать, кто их финансирует, ища в людских несчастьях свою выго­ду, - вопрос уже не для старшеклассников. Показательно в этом отношении легко прослеживающееся в диахроническом аспекте отношение автора к основателям и последователям «самого передового в мире учения». В который раз на собственной жизни пришлось убедиться в том, что любые, тем бо­чке умозрительные, шизоидные конструкции, сочиняемые по принципу, что если действительность им не соответствует, тем хуже для действительности, выступают ни чем иным, кро­ме как инструментом ментальных манипуляций, подлинные или декларируемые цели и намерения которых не имеют ни­чего общего с фактическими действиями и их последствиями. «По плодам их узнаете их». Такова же и история отношений с инокультурными системами психотерапии: проблема соот­ношения локального и универсального здесь - вопрос откры­тый. Но при этом приверженцы тех или иных направлений и школ ведут себя так, будто именно они были свидетелями богоявления, и теперь спешат просветить остальных открыв­шимся им светом окончательной истины.

Один из основополагающих выводов всех моих изыска­ний и размышлений: когда приходится иметь дело с мен­тальными конструкциями русского человека, пострадавше­го в жизненных неурядицах, или целого народа, бездарные правители-самозванцы которого, не отдавая себе отчета в том, завели его в тупик, стоит обратиться к самому прочному, лежащему в основе родной культуры фундаменту - совестно­му, нравственному знанию. Тому знанию, которое не являет­ся плодом технологических ухищрений, философской изо­щренности или демагогической убедительности, а знанию, вмещающему в себе сплав сердечного чувства, трезвой мысли и глубокого преклонения перед святынями родной культуры. Ведь личность, т. е. Я, способное каузировать происходящее, исходя из посылок любви и свободы, а не выступая лишь жал­ким instrumentum vocale вне культуры, которая началась со знаменитого «Сказано древними: око за око, а зуб за зуб, а Я говорю вам...» невозможна. А русская культура, сочетаю­щая в себе высочайшие идеалы христианского милосердия и нестяжательства, жертвенности и подвижничества, научные прозрения всечеловеческой значимости в тайны мира и клас­сические образцы изящных искусств - лучшее лекарство и для русского человека, и для всех тех, в ком жива совесть и отзывчивость к добру, истине и красоте. Но в том-то и дело, что сложное и утонченное всегда в гораздо большей опасно­сти, чем грубое и примитивное. Вирус живучее человека, а мо­лоток, в отличие от рояля, не расстраивается никогда. Более того, примитивное обладает своеобразной притягательностью именно в силу соблазна отказа от личного усилия в угоду мле­нию, не требующему преодоления навязываемых иллюзий.

Поэтому еще один вывод состоит в том, что от психоло­гии, которая занимается исследованием иллюзий, рано или поздно приходиться делать следующий шаг - к постижению того, что стоит за этими иллюзиями, и каковы вольные или невольные пути их порождения.

Буду рад, если кому-нибудь книга или отдельные ее ча­сти придутся по сердцу, помогут в научной деятельности или в размышлениях о жизни - о судьбах родной культуры и о своей собственной судьбе.

Автор

Киев, август 2012 г.